I.

Поначалу Геракл навещает Иолая регулярно. Но со временем он появляется уже не так часто, так как дают о себе знать связанные с божественным статусом заботы. Иолай старается этого не замечать, потому что Геракл вроде бы ничего не замечает. Он пытается не морщиться, когда Геракл вдруг скромно возникает из воздуха, без фонтана искрящихся блесток или сопровождающего удара молнии, и вот уже шагает рядом по дороге или присаживается у костра. Все как всегда. Только глаза Геракла в отблесках пламени горят неестественно ярко, а когда он двигается, воздух чуть заметно переливается, как солнечные блики на воде.

Геракл обычно мало говорит об Олимпе и других богах, а Иолай не расспрашивает. Порой, когда в небе грохочет гром, он поднимает голову и гадает: может, это Зевс с Гераклом снова завели спор, а может, царь богов в который раз пытается разнять Геракла и Ареса.

В один из своих визитов Геракл упоминает, что Зевс хочет женить его на Гебе: богине, о которой Иолай до сих пор никогда не слышал. Судя по рассказу, она разливала на пирах нектар, пока Зевс не похитил Ганимеда. Ловкий ход со стороны Зевса - найти сыну богиню, которая так же одинока на Олимпе как и он, но Иолай скорее съест свои ботинки, чем поверит, что Геракл в нее влюблен. Он знает, как влюбляется его друг, и пока в его словах не проглядывает ни малейшего намека на чувство.

Иолай разглядывает Геракл поверх чаши с вином. Они сидят за поздним обедом на деревянной скамье у небольшой таверны рядом с Епидавром. Небо затянуто облаками, но солнечные лучи то и дело пробегают по светлым прядям в волосах Геракла, заливают кожу теплым сиянием, а тарелка его до сих пор нетронута, хотя ели они наравне. Остальные посетители делают вид, что ничего не замечают; а возможно, они и вправду ничего не заметили, потому что вообще не видят Геракла. Иолай точно не знает; Геракл никогда еще не навещал его невидимым.

"Это ты так считаешь", - проносится в голове, и Иолай старается отогнать нежеланную мысль, но не может. Ведь если подумать, Гераклу ничего не стоит подсесть к костру, смотреть как он ест, спит, охотится, и не показываться на глаза, чтобы не приходилось вести неловкую, натянутую беседу. Все боги так делают.

Видимо, он сверлит Геракла взглядом слишком долго, слишком пристально, потому что тот начинает ерзать и рассеянно превращает свою вилку в черепаху. Она медленно ползет по деревянному столу, и Иолай успевает подставить ладонь, когда она достигает края.

- Иолай, - тихо зовет Геракл.

Когти черепахи легонько царапают руку.

- Нет, - говорит он.

Геракл прикрывает на мгновение глаза.

- Я даже не успел задать вопрос.

Легкое раздражение друга настолько знакомо, что Иолай радовался бы ему, если б только не знал, чем оно вызвано. Геракл не понимает его упорного отказа. Когда-то он знал что такое синяки, и царапины, и холод, и ни за что не променял бы эту долю на любую другую; когда-то он понимал, почему Иолай скорее будет голодать в пустыне, чем есть амброзию на Олимпе. Многое изменилось после смерти Алкмены, когда Геракл расстался со смертной половиной своей натуры как расстаются с дурной привычкой.

Черепаха на ладони скребется, и Иолай выпускает ее на стол. Она добредает до тарелки Геракла, где начинает пощипывать лист шпината.

Геракл глубоко вздыхает, явно готовясь к уговорам - он так и не научился сдаваться - и Иолай опускает чашу.

- Герк, мой ответ не изменится.

Напряжение в плечах Геракла чуть отпускает, и Иолай знает, что виной этому привычное прозвище, хотя сейчас оно также искренне, как и непринужденность, с которой его друг вытягивает под столом длинные ноги.

- Я видел вчера, как ты сражался с бандой работорговцев, - говорит Геракл, как бы меняя тему.

"Это было четыре дня назад, - молчит в ответ Иолай. - Раньше ты умел определять прошедшее время по цвету моих синяков".

И тут смысл сказанного доходит до него полностью, и съеденное за обедом обращается в желудке камнем.

- Ты наблюдал за дракой?

Схватка выдалась нелегкой - семеро против одного. Шансы у Иолая были не те, что раньше, и он до сих пор хромает, если поблизости никого нет. Хотя в последнее время он уже и сам не знает, кто и когда за ним наблюдает.

Геракл выглядит пристыженным.

- Меня там не было, но у Зевса есть эта хрустальная чудо-стена...

Черепаха снова на краю стола, и Иолай бережно подталкивает ее обратно к середине, не желая смотреть на сидящего напротив друга.

Нельзя сказать, будто он хочет, чтобы Геракл принадлежал ему одному. Геракл сам себе хозяин, а кроме того, он принадлежит миру, и Греция никогда еще так не процветала. Конечно, порой случаются войны и мор, появляются чудовища и спятившие цари, так что Иолай не сидит без дела; но в целом люди считают, что живут в золотом веке, и храмы растут как грибы. Вот только Иолаю не досталось Геракла - совсем, даже той малости, что получают поклоняющиеся в храмах, потому что нет больше того Геракла, что он любит, и встречи с тенью раз за разом медленно убивают его.

Геракл нерешительно касается тыльной стороны его ладони, и волоски на руке Иолая встают дыбом от крошечного разряда энергии.

- Я всегда буду стоять с тобой бок о бок, Иолай. В этом ничего не изменилось.

- Конечно, не изменилось. За исключением того, что теперь ты можешь испепелить плохих парней одним ударом молнии, - отвечает Иолай, стараясь придать словам легкость.

Геракл через силу улыбается.

- Эй, только свистни.

Иолай от всей души надеется, что он шутит.

- Я не взойду с тобой на Олимп, - повторяет он для верности.

Плечи Геракла опускаются, он поджимает губы, и играющее вокруг него сияние тускнеет.

- Ну можно мне по крайней мере тебя вылечить?

Только умоляющие нотки в голосе друга удерживают Иолая от желания побиться головой об стол.

- Ладно, - соглашается он, несмотря на то, что идея ему не по душе, и через мгновение колющая боль в ноге проходит, а вместе с ней и синяки на руках. Тяжесть на сердце остается.

Черепаха опять подбирается к краю стола, и на сей раз Иолай не делает попыток ее остановить. Какой-то миг она качается на краю, скребет задними лапами по дереву, и падает.

На пол пути до земли она превращается обратно в вилку, и когда Иолай поднимает глаза, Геракла рядом уже нет.

II.

Приказав подручным отвести Зено к лекарю и оттащить тело Танатоса в катакомбы, Иолай в одиночку отправляется к "Гарцующему сатиру" и осторожно заглядывает внутрь. Когда никто на него не набрасывается, он облегченно вздыхает и закрывает за собой дверь. И только потом улыбается до ушей.

- Тебе там наверху удобно? - спрашивает он, поднимая голову.

- Не особенно, - раздается после недолгого молчания в ответ.

Сети раскачиваются на скрипящих веревках, но не поддаются. В полумраке плохо видно, и все же Иолай ухитряется разглядеть желтую рубашку и пряди длинных каштановых волос.

- Ну извини, - говорит он.

Иолай вертит лебедку и с интересом наблюдает как опускается кокон из сетей. Но вот тот с глухим стуком касается пола.

- Так лучше?

Геракл выглядит на удивление невозмутимым. Иолай видит, что он даже не пытался высвободиться, и хорошее настроение начинает испаряться. И зачем он зря потратил отличную ловушку?

- Я тебе не враг, - произносит Геракл как только Иолай открывает рот. - Я просто хочу поговорить, помочь тебе вспомнить.

- Не нужно мне ничего вспоминать, - огрызается Иолай.

Сытый по горло отговорками, он вытягивает из ножен меч, и тут все повторяется заново. Стоит занести клинок над Гераклом, как его начинает бить дрожь, а тот лежит себе на полу весь обмотанный веревками и смотрит на Иолая с дурацким доверием. Иолай перехватывает меч, размахивается и разрубает сети, причем клинок едва не застревает от силы удара в деревянной половице.

- Спасибо, - улыбается Геракл и выпутывается из веревок с подозрительной легкостью.

Опустив меч, Иолай молча наблюдает за ним и старательно делает вид, будто знает, что делать дальше.

- Слушай, - говорит Геракл.

Он держит руки по швам и выглядит настолько неугрожающим, насколько это возможно для парня его размеров.

- Я знаю, что в это трудно поверить, но ты мой лучший друг, мы были вместе с пятнадцати лет, - в ответ на взгляд Иолая он вздыхает и добавляет, - а Фортуна стерла твои воспоминания, но я говорю правду, даже если ты ничего не помнишь.

Иолай даже представить себе не может о чем он там бормочет. Вернее, что-то он может представить, но на данный момент старается не отвлекаться. Выходит, что его тело не забыло Геракла, хотя сам он ничего вспомнить не в состоянии. Что делает рассказ Геракла более правдоподобным, за исключением идиотского приплетения Фортуны. Должно быть, он очень суеверен - многие наемники таковы. Скорее всего, Иолая стукнули по голове, и их дороги ненадолго разошлись.

- Значит, мы работаем вдвоем, причем с первого взгляда ясно, что ты у нас сила, а я - мозги, - подводит итог Иолай, поглаживая подбородок. Геракл глядит на него как-то странно, но по крайней мере у него хватает ума не перебивать. - Нас наняли охранять золото, а я потерял память и начал вставлять палки в колеса и связался с Зено. Ну что ж, золото ты доставил, так что здесь беспокоиться не о чем, а теперь осталось выполнить уговор с Зено и забрать его обратно.

- Оно уже в сокровищнице, - возражает Геракл с таким видом, как будто выдвигает ценное замечание.

Иолай многозначительно убирает в ножны меч, скрещивает на груди руки и впивается в него взглядом.

- Извини, - пристыжено поправляется тот. - Уверен, что у тебя есть план. В конце концов, ведь ты у нас голова.

Что-то с его тоном не так, и Иолай прожигает его взглядом еще пристальнее - он не позволит, чтобы над ним насмехались, и неважно, сколько там лет они провели вместе - но Геракл и бровью не ведет.

- Я что-нибудь придумаю, - говорит Иолай и начинает расхаживать на месте. - А ты будешь прикрывать тыл.

- Я так обычно и делаю, - отвечает Геракл, разглядывая его с теплой улыбкой.

- Тогда где тебя носило, когда меня стукнули по голове, и я потерял память? - в ответ на пораженный взгляд Иолай только качает головой. - Ладно, смотри мне чтобы подобное не повторялось. И не следует слишком доверять Фортуне, хорошо? Мы сами куем свою удачу.

- Неужели? - спрашивает незнакомый женский голос, и воздух вокруг рассыпается потоком золота.

Рот Иолай открывается, и он застывает на месте.

- Кто ты такая, в Тартар тебя за ногу?

Наряд женщины переливается золотыми монетами и красной парчой, волосы заплетены в множество диковинных косичек, и она восседает на барной стойке как будто так и надо, а появляться без приглашения из воздуха - в порядке вещей.

- Я - Фортуна! - заявляет женщина с выражением разобиженной любимой тетушки. Но стоит ей взглянуть на Иолая, и лицо смягчается. - Ой, точно, ты же ничего не помнишь. Ладно. Я пришла помочь, так что не волнуйся.

Иолай украдкой бросает взгляд на Геракла, кто выглядит на удивление настороженным.

- Фортуна, - спрашивает он, хмурясь. - Ты уверена?

Женщина - судя по всему, Фортуна, никуда от этого не денешься - с вызовом задирает подбородок.

- Конечно, уверена! - она задумчиво постукивает по губе пальцем. - Наверное. Уверена! Да что может пойти не так?

Геракл морщится, но Фортуна не обращает внимания. Она подкидывает в воздух монетку, и блеск ее завораживает, пока та, переворачиваясь, летит вверх, а потом падает в протянутую ладонь.

- Вот и все, - довольно заявляет Фортуна.

Иолай выжидает пару мгновений, но ничего не происходит.

- Что все? - спрашивает он.

- Что случилось? - подает голос Геракл. Он переводит взгляд с Фортуны на Иолая и сводит брови. - Прошу прощения... Мы знакомы?

- Ой-ей, - говорит Фортуна и исчезает.

***

Выкрасть из Немейской сокровищницы золото на удивление просто, особенно после того как Геракл отступает от плана, хватает в каждую руку по стражнику и начинает дубасить ими других стражников как дубинками.

"Из нас вышла отличная команда, - думает Иолай, когда они вышагивают к "Гарцующему сатиру", а мешки с золотом позвякивают на широких плечах Геракла. - Неудивительно, что Фортуна пыталась нас разлучить".

Ну, Иолай не позволит больше такому случиться, и уж тем более не позволит такой мелочи, как потеря памяти остановить его от завоевания Немеи. Город только того и ждет, мэрия прогнила до основания и пальцем не шевелит, когда столько детей голодает на улицах. Иолай прекрасно помнит, каково это, и его охватывает краткое сожаление, что Фортуна не стерла за компанию и эти воспоминания.

В "Гарцующем сатире" все так же пусто, но Иолай все равно тщательно запирает двери прежде чем показать Гераклу тайный погреб, где Зено прятал книги.

- И что мы собираемся делать с золотом? - спрашивает Геракл, со звоном сбрасывая мешки на пол.

Он смотрит на них так, будто никогда в жизни не видел столько денег. По лицу Иолая расплывается улыбка. Возможно, он действительно никогда не видел столько денег, а если и видел, то не помнит. У Иолая кроется подозрение, что их с Гераклом с недавних пор преследовали тяжелые времена, еще до того, как Фортуна задумала их разлучить. Это кое-что объясняет.

- Сначала, - говорит Иолай, делая шаг к Гераклу и проводя ладонью по жилету оленьей кожи. - Мы достанем тебе одежду получше.

Геракл отвечает недоуменным и чуть насупленным взглядом.

- Чем тебе не нравится эта?

Иолай ухмыляется.

- Во-первых, она желтая, и бросается в глаза за версту. Ты и так большой, не надо делать из себя в мишень. Во-вторых, что за тяга к кисточкам? - он тянет за одну из них, и Геракл непонимающе следует взглядом за его рукой. - В-третьих, твоя фигура просто создана для стиля плохого парня, не то, что у Танатоса, а поскольку ты теперь мой лейтенант...

- Твой лейтенант? - поднимает бровь Геракл.

- Капитан, - немедленно поправляется Иолай. - Друг. Правая рука. Пойдет?

И затаивает дыхание.

Геракл вроде как собирается поразмыслить, но Иолай привстает на цыпочки, притягивает его за волосы и целует.

- Ой-ой-ой, - через какое-то время произносит Геракл, и Иолай отпускает его волосы, но не прерывает поцелуя пока у него не перехватывает дыхание. Только тогда он отступает на шаг, раскрасневшийся, напряженный как струна и переполненный надеждой, и Геракл улыбается ему.

- Пойдет.

***

С помощью Геракла Иолай к концу года выгоняет из города пять банд-соперников. Многие не уходят, а присоединяются к нему. Так же поступают уличные дети, кого Иолай называет новыми рекрутами. Из них получаются бесценные осведомители: они проникают повсюду, все видят, а еще они знают, что Иолай был когда-то одним их них, так что даже слегка ему доверяют.

Городской совет не оставляет своих постов, но Иолай этого от них и не требует. Пусть граждане Немеи ходят к ним с мелочными жалобами на соседей, военные налоги или цены на хмель; у него нет времени, чтобы разбираться с пустяками, поэтому он подкупает совет, чтобы тот занимался ими вместо него. В эти дни Зено тоже заседает в совете, вжившись в образ пожилого государственного деятеля, а заодно удерживает остальных коллег в рамочках. Сначала все идет гладко, но через какое-то время Иолай начинает скучать, а в рядах рекрутов бродит беспокойство.

Сегодня "Гарцующий сатир" по обыкновению переполнен; Иолай сидит за дальним столом в угрюмых раздумьях.

- Что у тебя на уме? - спрашивает Геракл.

Кольцо телохранителей расступается перед ним; он ставит на стол две кружки эля и миску соленого миндаля и садится рядом с Иолаем. Сегодня Геракл без доспеха, на нем только темно-синий шелковый хитон и белая шерстяная хламида, и Иолай чувствует рядом его теплое, надежное присутствие.

Он делает глоток темного эля и говорит:

- Микены.

Больше он ничего не объясняет - Гераклу не надо ничего объяснять.

- Говорят, что микенские стены построили циклопы, - отвечает Геракл, хотя по тону не скажешь, что его это тревожит.

- Или сначала возьмемся за Коринф, - подталкивает его плечом Иолай. - Как ты думаешь?

- Если там еще правит Ясон, тогда нет, - качает головой тот.

Иолай удивленно смотрит на него.

- И кто такой Ясон?

- Один парень с которым я учился в академии, - отвечает Геракл тем деланно небрежным тоном, которым они говорят о немногих сохранившихся воспоминаниях.

Как и следует ожидать, он ни разу ни упомянул, что знаком с царями. На более позднем этапе это может пригодиться.

- Хорошо, обойдемся без Коринфа, - Иолай поднимает кружку и салютует ею Гераклу. - Микены.

- Микены, - вторит тот. - А потом?

- А потом нас ждет остальной мир, - ухмыляется Иолай.

III.

В пещерах на Тенаре сыро и холодно, длинные тени сталактитов прыгают и корчатся в свете факела. Иолай бредет под землей уже три дня, а конца пещерам так и не видно. Он почти уверен, что находится под морем, но предпочитает не задумываться о том, сколько воды и камня давят на него сверху.

Иолай не хочет задумываться. Он продолжает двигаться, перелезая через влажные, скользкие валуны и ужом протискиваясь в узкие трещины. Он точно не знает, туда ли идет, но инстинкт велит спускаться все ниже, ниже, до самого аидова царства. И если подумать, ошибиться дорогой ему не грозит - умри он в этих пещерах, и конец пути окажется перед ним только скорее.

В конце предположительно четвертого дня гаснет последний факел, и Иолай натыкается на реку. В ботинках хлюпает ледяная вода, но он едва замечает холод, потому что не отрывает взгляда от покачивающегося вдалеке огонька. По мере приближения сияние начинает казаться ослепительным, и Иолай несколько раз моргает, чтобы дать глазам привыкнуть.

- Без остановок, без остановок, - скрипит сиплый голос, и Иолай не может оторвать глаз.

По реке к нему плывет призрачная лодка; ею управляет похожее на заплесневелого, поросшего мхом василиска существо, но вот оно поднимает голову и замечает Иолая.

- Ты что, глухой? - спрашивает Харон, оскалив отвратительные зубы. - Убирайся с дороги, у меня дел полно, души заждались.

Лодка подплывает ближе, и Иолай выжидает пока нос не поравняется с ним. Тогда он хватается за борт, отталкивается ногами и перелетает в лодку - так прыгают танцовщицы с быками.

Харон роняет от удивления весло.

- Герины сиськи, ты чего творишь? Убирайся с моей лодки!

- Как бы она не перевернулась, - ухмыляется в ответ Иолай. - Очень уж вода холодная.

И содрогается, причем ему даже не приходится особенно притворяться.

- Еще бы не холодная, это же чертова река скорби! - говорит, закатывая глаза, Харон и со всплеском погружает весло в воду. - Эй, постой-ка! Души не чувствуют холода...

Он прищуривает глаза и всматривается в Иолая.

- Просто здорово. В колене плесень, начальник на меня чихать хотел, жмурики то и дело пытаются надуть, а теперь мне на голову еще и живая душа свалились.

- Довези меня до Елисейских полей, - обещает Иолай, - и я замолвлю за тебя словечко перед начальником. Мне все равно надо с ним увидеться, заодно могу и тебя похвалить, - он растягивает рот в широчайшей, бесхитростной улыбке.

Харон сплевывает за борт со звуком похожим на отрыгивающую шерсть гидру.

- Ага, конечно. Ты только боссу на глаза покажешься, он тебя пинком обратно наверх отправит. И чего, в Тартар твою душу - хе-хе - тебе здесь понадобилось. Поверь на слово, не надо дня открытых дверей, чтобы убедиться, что вечность достаточно длинна.

Несмотря на ворчание, Харон не перестает грести, так что Иолай присаживается на склизкую скамью.

- Геракл, - говорит он.

Имя дается с трудом, и еще очень не хочется вдаваться в детали. Его жилет до сих пор покрыт заскорузлой кровью друга.

- Да? Слыхал о таком. Один из ублюдков Зевса, прав я или не прав?

Иолай не отвечает.

- Да уж, я прав, он поступил на прошлой неделе. Стрела навылет, размером с дерево. Твой дружок?

Иолай кивает, слепо уставившись в окружающий полумрак.

- Так в чем загвоздка, ты чего, отошел на обед когда он сыграл в ящик, а теперь хочешь извиниться? - Харон причмокивает. - М-мм. Может, у тебя на обед был жареный цыпленок, потом ягненок с чесноком... У тебя какая-нибудь еда есть?

- Я верну его, - говорит Иолай.

У Харона распахивается рот, а через мгновение он смеется так, что по пещере гуляет эхо.

- С помощью армии живых мертвецов, что ли?

Он снова перестает грести.

- Заткнись, - мягко советует Иолай.

Он встает со скамьи, и лодка раскачивается. Харон открывает и закрывает рот, но молчит когда Иолай отбирает у него весло и начинает грести.

IV.

Корабль причалил к Пирее ближе к полуночи, и никого из друзей нет на берегу, так что никто не замечает, что Геракл слегка бледен, хотя и не так сильно, как Иолай. Капитан старается на них не глядеть, просто берет динары и сжимает в другой руке шкворень, дожидаясь пока они покинут корабль.

Геракл с Иолаем быстро оставляют Пирею позади и направляются к Гимету - туда, где склоны горы поросли густыми темными соснами.

- Надо разбить лагерь, - говорит Геракл, когда птицы начинают распевать приветственные пеаны восходящему солнцу.

Иолай, едва различимый в предрассветном сумраке, останавливается.

- О. Конечно, - отвечает он.

Довольно скоро они входят в привычную колею: Геракл собирает хворост, Иолай выкапывает яму для костра, Геракл распаковывает мешки, а Иолай уходит в лес на охоту. Он возвращается со связкой выпотрошенных и освежеванных кроликов на поясе, с ярким румянцем на щеках, и Геракл неслышно выдыхает и пытается убедить себя, что это вздох облегчения.

Жареный кролик с дикими луковицами очень даже неплох. Иолай предпочитает свою порцию сырой и ест немного, но ни тот, ни другой не заостряют на этом внимания. После ужина Иолай бездумно тыкает палкой в костер пока Геракл расстилает подстилки.

- Что мы будем делать, когда кто-то попросит тебя о помощи? - в конце концов спрашивает Иолай.

Вопрос звучит легко и непринужденно, поэтому Геракл понимает, что друг встревожен.

- Мы отправимся на помощь, - отвечает он, усаживаясь на свою подстилку. - Как обычно.

- Да уж, - фыркает Иолай.

- Я серьезно.

Иолай резко разворачивается к нему лицом, оскаливает как дикий кот зубы.

- Неужели? А как насчет них?

- Ты же можешь их убрать. Прекрати выискивать трудности там, где их нет.

- О, так теперь я выискиваю трудности? Извини, но если бы ты сделал как тебя просили и убил меня, то сейчас и проблем бы не возникало.

Геракл глубоко, размеренно вдыхает.

- Можем мы больше не возвращаться к этому спору?

- Ты всегда так говоришь когда я прав, - отвечает Иолай, но наклоняется подкинуть хвороста в костер, и поэтому слова звучат так тихо, что Геракл может пропустить их мимо ушей.

Геракл долго не засыпает; ему мешает птичье щебетанье, и яркое голубое небо над соснами, и то, что Иолай вертится и бормочет себе под нос.

- Не можешь заснуть? - спрашивает он, когда Иолай снова перекатывается к нему лицом.

- Свет жжется, - бурчит тот, и Геракл вздыхает.

- Мы будем спать под крышей, - предлагает он. - В пещерах. В тавернах.

- Во дворцах? - улыбка на лице Иолая выглядит натянутой, но Геракл все равно рад ей. - Согласен.

Иолай с головой заворачивается в подстилку.

- Берегись, Коринф, мы идем.

В Коринфе становится легче; дни они проводят в помещении, а ночью спят как нормальные люди, хотя объяснение с Ификлом проходит неловко, и множество людей теперь провожает Геракла тревожными взглядами - как тогда, когда он путешествовал с шутом.

За ужином Геракл задумывается, доводилось ли Ификлу когда-нибудь садиться за стол с несколькими друзьями вместо дюжин придворных и парой-другой гостящих царей. Ификла почти целиком скрывают вычурные головные уборы сестер парфянского царя, но Геракл все равно чувствует направленный на него и Иолая грозный взгляд брата. Не обращая на него по возможности внимания, Геракл потягивает вино - очень хорошее красное вино с Крита, пьется как бархатное - и подцепляет еще одно перепелиное яйцо. Все же жизнь при дворе имеет свои преимущества.

Иолай сидит между младшей сестрой парфянского царя и его главным конюшим. Оба возвышаются над ним, и когда они наклоняются, чтобы услышать его шепот, их головные уборы сталкиваются, что вызывает у Иолая смешок. Геракл с улыбкой смотрит, как тот заигрывает с обоими, не забывая отдавать должное своему бифштексу с кровью. Ификл может бросать сколько угодно предостерегающих взглядов, но Иолай явно не делает ничего, что может повредить торговым переговорам с парфянами. В свете свечей бледность Иолая едва заметна, а взгляд ясен, как всегда.

После ужина Ификл просит его задержаться для беседы с парфянским царем Арсакесом, которые зовет его Герклесом и желает знать, нельзя ли одолжить его знаменитого крылатого жеребца чтобы покрыть лошадей из царской конюшни. После чего беседа быстро увядает, и вскоре Ификл вспоминает, что Геракл, должно быть, очень устал и позволяет ему убраться восвояси.

Поднявшись по каменной лестнице к их опочивальне, он немного удивлен, что Иолай уже там, один и явно не в лучшем настроении.

- Ификл боится, что я кого-нибудь укушу, - говорит Иолай. Он сидит на краю перины и дергает за завязки наруча. - Я же вижу.

Один из ремешков упорно не поддается, и он ругается сквозь зубы. "Эти когти только мешаются", - думает про себя Геракл, но вслух ничего не говорит. Вместо этого он садится на кровать рядом с Иолаем и предлагает:

- Дай я попробую.

Иолай отводит взгляд пока он возится с заскорузлым ремешком, и вскоре наруч падает на пол.

- Спасибо, - Иолай все еще глядит в сторону. Их разделяет занавесь его волос.

- На что именно ты злишься? - спрашивает Геракл.

- Кто сказал, что я злюсь? - фыркает Иолай. - Ведь ничего плохого со мной в последнее время не случалось.

- Посмотри на меня, - просит Геракл.

Иолай отталкивает его, сам чуть не падает с кровати и в конце концов поворачивается. На вид можно подумать, будто у него жар: глаза блестят, губы обметаны и побелели.

- Ты голоден, - выдыхает Геракл.

Голоден - еще мягко сказано; по виду Иолая можно решить, что до желудочных колик и потери сознания ему остался всего шаг.

- Да, - шипит тот. - Голоден. Ну и что?

Геракл не спускает с него глаз.

- Ты же ел за ужином.

Иолай всегда отличался аппетитом своры охотничьих собак, но чтобы так проголодаться сразу после еды... Если только...

Иолай замечает его взгляд, бледнеет еще больше, и Геракл едва успевает перехватить его на пороге.

- Надо было сказать, - говорит Геракл, прижимая его к полу.

Иолай изворачивается под ним угрем, но полубог не дает ему ускользнуть. Когти втягиваются и вытягиваются, когда он пытается высвободить руки, не поцарапав при этом друга.

- Что сказать? - Иолай выгибается дугой, выворачивает бедра в одну сторону, колени в другую и вот уже он сверху.

- Уф, - отвечает Геракл, получив локтем в живот. - Что... Что у тебя проблемы.

- Хорошо, - он прикрывает глаза. - Как пожелаешь. То, что я ем мясо, не помогает. Если я не буду убивать каждый день, то скорее всего помру от голода. Что в любом случае будет лучшим исходом, - он открывает глаза, и его взгляд с вызовом упирается в Геракла. - Теперь ты счастлив?

- Ты же знаешь, что есть другой выход, - тихо произносит тот.

Иолай прожигает его яростным взглядом.

- Нет, нету. Если ты думаешь, что я собираюсь... - он снова отводит взгляд.

Геракл шумно сглатывает.

- Я не против.

- А я против.

Геракл мягко трогает его за плечо.

- Тебе противно кормиться?

Он легко может себе это представить. Он же не чудовище, чтобы насильно заставлять Иолая пить свою кровь.

Иолай что-то бормочет себе под нос.

- Что?

- Я сказал нет.

- Что нет? - пытливо смотрит на него Геракл.

Иолай рывком придвигается нос к носу, не сводя с него горящего взгляда.

- Нет, мне не противно. Просто... - он закусывает губу. - Наоборот, это потрясающе. Ты... твоя кровь, ее вкус... - он втягивает раздувающимися ноздрями воздух и содрогается.

- Пей, - говорит Геракл и запрокидывает голову, подставляя шею.

V.

- Мир да любовь, брат мой, - говорит незнакомцу Иолай и награждает его легким поцелуем.

Поначалу губы незнакомца не двигаются, но потом он хватает его за плечи и прижимает к себе, и Иолай со стоном тонет в поцелуе. Он рад, что поприветствовать новичка выбрали именно его.

Тот вырывается из объятия, заглядывает Иолаю в глаза. Кажется, его обуревают не благостные чувства: он хмурится и сжимает руки в кулаки.

- Что они с тобой сделали? - вполголоса спрашивает он.

- Я познал мир, который дарит нам Лорел, - объясняет Иолай. Он счастлив поделиться находкой. - Вскоре ты сам все поймешь.

Он пытается снова поцеловать незнакомца - вместо цветов и благовоний от него пахнет кожей и дымом костра, но Иолаю это нравится - но тот мягко отстраняется.

- Я тебе не нравлюсь? - спрашивает Иолай.

Возможно, Камаросу следовало все же послать кого-то из девушек. Незнакомец издает нечленораздельный горловой звук и качает головой. Иолай в ответ улыбается; может быть, гость просто очень застенчив.

- Я искал тебя несколько дней, - торопится незнакомец, видя, что к ним приближаются братья и сестры Иолая. - Ты выглядишь... Ты хотя бы знаешь, кто ты?

- Я брат Иолай, - отвечает он с улыбкой. Ласково касается груди незнакомца, стараясь не вспугнуть, так как тот выглядит расстроенным. - А ты знаешь кто ты?

Незнакомец на мгновение прикрывает глаза.

- Я Геракл, - говорит он и открывает глаза, впиваясь в Иолая настойчивым взглядом.

- Добро пожаловать к нам, брат Геракл, - произносит Иолай, радуясь, что разговор вернулся в должную колею; ему порой бывает трудно удержать в голове нужную мысль, а та часть, что спит, начинает рваться наружу.

Он заталкивает ее поглубже, берет за руку Геракла - тот отвечает странным взглядом, но не возражает - и ведет его вглубь главной пещеры. По дороге община встречает нового брата ласковыми касаниями и поцелуями, но Иолай пока не отпускает его от себя.

И тут путь им заступает Камарос и дружелюбно улыбается.

- Добро пожаловать к нам, сын Зевса! Наше гостеприимство полностью к твоим услугам! Если я могу что-то для тебя сделать...

- Ты можешь опустить этих людей, - спокойно произносит Геракл.

Улыбка держится на лице Камароса как приклеенная.

- Мой дорогой друг, а что тебя заставляет думать, что они хотят уйти?

Он поглаживает Иолая по щеке, и тот льнет к ласке. Геракл сильнее сжимает его ладонь в своей.

- Брат Иолай, - спрашивает Камарос. - Ты хочешь уйти?

Иолай энергично трясет головой, и Камарос разводит руками.

- Видишь?

Геракл не отвечает, но Иолай чувствует как напрягаются его мускулы.

- Ты уже обедал? - спрашивает Камарос. - Нет? Брат Иолай, будь добр, покажи нашему гостю город. Помоги ему почувствовать себя как дома.

Иолай улыбается в ответ, и Камарос вознаграждает его горячим поцелуем. Геракл издает похожий на рычание звук; наверное, он все же голоден. Тем не менее, когда Иолай подводит его к накрытому столу, Геракл упорно твердит что не хочет есть и отказывается даже от глотка вина.

В конце концов Иолай сдается и ведет его в одну из комнат с подушками. Там уже ждут брат Андрос и сестра Елена, и они помогают Иолаю раздеть нового члена общины. Его одежда груба на ощупь, совсем не похожа на привычный им шелк и ее трудно снять, но Геракл терпеливо и неподвижно пережидает их возню.

На обнаженного Геракла, однако, стоит посмотреть; Иолай с восхищением проводит рукой по его груди и легко скидывает свои шелка. Геракл встречается с ним взглядом, и спящий внутри начинает трепыхаться, но Иолай безжалостно отпихивает его и притягивает Геракла за шею, требуя поцелуя. Когда он отодвигается, у Геракла красные губы и голодные глаза, а его возбуждение очевидно. Иолай с легкостью опускается на колени, бросает на Геракла взгляд, чтобы убедиться, что он смотрит, и пробует его на вкус. По телу Геракла пробегает дрожь, он запускает пальцы в волосы Иолая, а тот гладит его сведенные мышцами бедра и берет его глубже. Андрос и Елена наблюдают за ними, лениво поглаживая друг друга.

Через какое-то время рука Геракла соскальзывает с волос, и Иолай решает, что пора отдать должное горе шелковых подушек. Андрос с Еленой придвигаются ближе, опускаются рядом на колени, а он раздвигает ноги и наблюдает за Гераклом пока их пальцы открывают его. Андрос обводит мокрым скользким пальцем его сосок, и у Иолая вырывается стон. Потом Андрос переносит свое внимание на груди Елены, и Иолай закусывает губу и подтягивает колени к груди. И вот Геракл уже на коленях перед ним, приподнимает Иолая и медленно входит в него, уверенно, как будто они занимались этим всю жизнь.

Иолаю так хорошо, что глаза сами закрываются, но рука все же нащупывает рукоять спрятанного под подушками кинжала. Геракл над ним хрипло стонет. Звук похож на боль, и от него спящий внутри вскидывается так, что вырывается на свободу.

- Герк, - шепчет в ужасе он, но глаза Геракла зажмурены от удовольствия, а не от боли.

Иолай судорожно сжимает рукоять под подушкой - какая-то часть его еще стремится выполнить приказ Камароса - и тут же отпускает. Пряди волос Геракла падают вперед, скрывая их обоих от мира, и он снова и снова входит в Иолая, приподнимая его с каждым толчком, пока тот не закусывает свою руку, чтобы заглушить крик.

- Иолай, - произносит на долгом, дрожащем выдохе Геракл и кончает.

После того, как дыхание восстанавливается и к нему возвращается способность трезво мыслить, воспоминания нахлестывают градом. Из-под каскада волос Геракла он бросает взгляд на Андроса и Елену, но те заняты друг другом, и он облегченно вздыхает.

Геракл наполовину лежит на нем, и пусть это не самая удобная поза в мире, но сейчас их единственный шанс поговорить так, чтобы Камарос или кого-нибудь другой не подслушал.

- Что случилось? Ты можешь говорить? - шепчет на ухо Геракл, и Иолай улыбается, радуясь мгновенному пониманию.

- Лотус, - шепчет он в ответ.

Лотус все еще туманит его мысли, но теперь, когда появилась нужда, и Геракл здесь, чтобы поймать его после падения, Иолай может ненадолго высвободиться из его власти. Он старается сгладить мерзкие воспоминания и изливает их быстрым шепотом. Спасение юной богини, нападение Камароса когда они с Мойрой пытались бежать с девочкой, обучающая комната, и как его поставили перед выбором либо принять лотус, либо смотреть как Регина умирает от его отсутствия.

- Пришлось спрятаться, - шепчет Иолай. - Чтобы Камарос поверил. Пришлось уйти глубоко...

Геракл целует его шею.

- Они нашли твою одежду, - еле слышно выдыхает в ответ он. - Сказали мне, что ты скорее всего мертв. Я искал несколько дней... - дыхание у него перехватывает.

Иолай легко гладит пальцем его бровь и говорит:

- Ты всегда ужасно читал следы.

Геракл пытается улыбнуться, делает глубокий вдох.

- Значит, без лотуса...

- Судороги, приступ, смерть, - шепотом отвечает Иолай с извиняющейся гримасой. - Лорел, и еще многие принимают его несколько лет. Может, если снижать дозу постепенно...

Губы Геракла белеют, но он чуть заметно кивает; прядь его волос гладит Иолая по щеке.

- Мы найдем способ.

- О, а еще Камарос хочет, чтобы я тебя убил, - с ехидной ухмылкой шепчет Иолай и отодвигает подушку в сторону, чтобы Геракл увидел кинжал.

Тот не выказывает удивления даже для приличия.

- Я так и думал, - шепчет он.

Иолай прожигает его в упор взглядом.

- И поэтому ты решил подождать и посмотреть, попытаюсь ли я проткнуть тебя кинжалом?

- По большому счету, да.

Голова Иолай падает обратно на подушки.

- Ты уверен, что не налопался лотуса по дороге?

Поблизости раздается стон, и Иолай бросает на соседей быстрый взгляд, но Елена отвернулась в другую сторону, а голова Андроса покачивается между ее бедер. Однако скоро появятся и остальные.

- Камарос мой, - выдыхает Иолай.

Плана как такового у них пока нет, но он хочет, чтобы эта часть не оставляла сомнений. Геракл кивает, Иолай целует его последний раз, на удачу, и позволяет дымке лотуса снова затянуть сознание. Хороший охотник сперва придает себе запах добычи, и сейчас Иолай очень даже не прочь поохотиться.

конец